ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И. Я. СЫТИНА
В СМОЛЕНСКЕ (1795 — 1812)
Г.Н.Ермоленко
Первая в России книга новой, гражданской печати вышла, как известно, в 1708 году в Москве и имела узкоспециальный характер. И в дальнейшем, на протяжении почти всего XVIII столетия российское книгоиздание было по преимуществу прикладным, церковным или академическим и почти не выходило за пределы Петербурга и Москвы. Там же находились книжные лавки. Провинция в этом смысле не имела никаких прав и возможностей и, что называется, спала непробудным сном.
Оживление началось с восшествием на престол Екатерины II. Уже через три года появляются типографии в Астрахани и Кременчуге. В 1773 году выходит указ о необходимости губернских типографий – с целью облегчения и упорядочения административного делопроизводства, однако ввиду отсутствия опыта и средств он не дал ощутимых результатов. Влиятельнее оказался указ «О вольных типографиях» от 15 января 1783 года, разрешивший в типографском деле частную инициативу и предпринимательство, – с условием, что в публикуемой литературе не будет «ничего противного законам Божьим и гражданским или к явным соблазнам клонящегося». В итоге самым продуктивным в российском книгопечатании VIII века оказалось пятилетие с 1786 по 1790 год, т. е. до смены политического курса императрицы в связи с начавшейся во Франции революцией. На исходе «екатерининского века» провинция насчитывает уже около двух десятков типографий. Впрочем, большинство из них по-прежнему печатает лишь специальную литературу для нужд администрации и духовного ведомства.
Именно в такое время и на этой волне появилась в Петербурге частная типография некоего «карачевского купца» Ивана Яковлевича Сытина (1765 – 1835), которой суждено было сыграть выдающуюся роль в культурной жизни нашего, смоленского края.
Трудно сказать, какие причины заставили Сытина оставить столицу и выбрать для продолжения деятельности именно Смоленск. Есть мнение, что в новой политической ситуации некоторые его издания попали в разряд вольнодумных и что над его головой сгущались тучи. Сытина не могли не насторожить разгром «Типографской кампании» Новикова, дело Радищева и такого рода пугающие эксцессы. Негосударственная печать, тем более в Петербурге, в виду Зимнего дворца, становилась делом опасным. Как бы там ни было, но в 1795 году типография обнаруживает себя уже в Смоленске, причем под вывеской Приказа общественного призрения. И переезд, и смена декорации оказались как нельзя более своевременными: уже в следующем году все частные, «вольные» типографии снова запрещаются, после чего и некоторые другие столичные типографы, по примеру предусмотрительного Сытина, переводят свое дело в губернские города (М. Н. Пономарев, С. И. Селивановский). Так Смоленск стал пятнадцатым имеющим типографию, издающим книги российским городом.
При Павле I, занявшем престол в 1796 году, недоверие к печатному слову продолжало расти. Свирепствовала централизованная новым императором цензура, в 1800 году был запрещен ввоз иностранных книг. Тем не менее Иван Сытин, которому, судя по всему, удалось найти общий язык с местными властями, по сути дела продолжает в Смоленске ту же культурно-просветительную линию, из-за которой недавно пришлось покинуть «град святого Петра». Деятельность издателя, выпущенные в его типографии книги резко выделяют Смоленск на павловском фоне и ставят его в этом отношении на первое место в провинции.
Дебютная книжка сытинской печатни (1795) не имеет никакого отношения к Приказу общественного призрения, зато весьма характерна для города со старинной западнической традицией: «испанская повесть» Сервантеса «Прекрасная цыганка», самое популярное после «Дон Кихота» произведение знаменитого ренессансного писателя. По его оригинальному тексту Пушкин будет изучать испанский язык, его отзвуки не исключены в пушкинских «Цыганах». Судя по тому, что через десять лет Сытин сделал второе издание, смолянам оно тоже понравилось. Это уже не входящие-исходящие губернские циркуляры, а самая что ни на есть добротная европейская классика! По разнообразию и объему книжной продукции Смоленск, начиная с этого момента и до 1812 года, вообще уступает разве только Москве и Петербургу. В опасные, непредсказуемые павловские годы из типографии Сытина вышло около тридцати книг и брюшюр, среди которых мы находим не только милые сердцу императора воинские уставы – полевой пехотной, гусарской, кавалерийской служб, не только «Сонник, оказывающий правду-матку», но опять-таки европейскую, восточную и античную классику, что в обстоятельствах обострившейся в связи с парижскими событиями ксенофобии представляется делом почти вызывающим. Конечно, Фенелон и Виланд – не Вольтер, Гельвеций или Гольбах, сочинениями которых почти в открытую зачитывались в те годы расквартированные на Смоленщине армейские офицеры, члены так называемого «смоленского якобинского кружка», но какое-то созвучие, какая-то общая либеральная губернская атмосфера во всем этом хорошо ощутима. Именно в контексте этого либертинажа следует, на наш взгляд, рассматривать переиздание Сытиным в 1796 году повести смолянина Ф. И. Дмитриева-Мамонова «Дворянин-философ» и его поэмы «Любовь». «Аллегория» Мамонова считается едва ли не первым опытом отечественной научной фантастики, да еще с уклоном в антиутопию, с сатирическими намеками на крепостнические российские порядки. Издание «Дворянина-философа» было осуждено цензурой и изымалось из продажи.
«Дней александровых прекрасное начало», т. е. 1810-е годы, ознаменовалось невиданной доселе в России издательской активностью, в том числе в провинции. Вот лишь некоторые региональные данные на 1807 год (большая часть продукции относится к новому веку). С момента основания губернской типографии (1796 год) Воронеж выпустил 29 книг, Владимир –26 (с 1797), Николаев – 24 (с 1798), Калуга – 35 (с 1785), Ярославль – 19 (с 1784), Киев – 32 (с 1787), Тамбов – 21 (с 1788), Нижний Новгород – 8 (с 1791), Курск – 27 (с 1792), университетский Харьков – 30 (с 1793)... Что касается Смоленска, здесь с 1795 по 1807 год вышло из печати 82 книги – больше, чем в Харькове и Киеве вместе взятых. И после этого наш город еще лет пять продолжает сохранять положение лидера, хотя и не с таким, как прежде, отрывом от других губерний.
Главные причины смоленского издательского бума начала XIX века были, конечно, общероссийскими. В 1802 году Александр I снова разрешает частное книжное предпринимательство и свободный ввоз (а значит и перевод) литературы иностранной. Общий надзор за печатной продукцией возлагается на только что учрежденное либеральное Министерство народного просвещения, а присмотр за местной печатью доверен губернаторам и директорам народных училищ. С этой стороны, судя по всему, обстоятельство были для Сытина благоприятны. В павловский период большое влияние на местные дела оказывал военный губернатор, бывший посланник в Дании М. М. Философов – человек «необычайного ума и характера», по отзыву Н. И. Греча. Либеральную репутацию имел гражданский губернатор первых александровских лет Д. Я. Гедеонов. Что касается директора народных училищ, лучшей кандидатуры на место цензора и представить трудно: им в тогдашнем Смоленске был выпускник Московского университета, в прошлом личный секретарь основателя и куратора университета И. И. Шувалова, хорошо знакомый с Н. И. Новиковым, переписывавшийся с ним Лев Федорович Людоговский. Некоторые краеведы (С. П. Писарев, И. И. Орловский) связывают культурный подъем в Смоленске начала XIX века также с личностью известного московского вельможи, мецената и театрала С. С. Апраксина, исполнявшего с 1803 по 1807 год должность здешнего генерал-губернатора. Согласно укоренившемуся мнению, город обязан «сему готовому на все полезное просвещенному боярину» и основанием типографии, и кадетским корпусом, и «Историей» Мурзакевича, и «театром, на котором давались драмы и оперетки Августа Коцебу, нарочно для него переводимые и печатаемые». Что говорить, заслуги графа Апраксина перед смолянами значительны, одна помощь Мурзакевичу чего стоит, однако есть и явные преувеличения. Типография, как мы видели, открылась почти за десять лет до появления Апраксина в городе, еще раньше возник театр. Точнее будет сказать о возобновлении при нем театральных представлений и о его покровительстве типографии, об использовании печатного станка. Между прочим, «просвещенный боярин» по личному мотиву обвинил в неблагонадежности Людоговского, и того спасло от отставки лишь заступничество известного государственного деятеля, сторонника освобождения крестьян адмирала Мордвинова.
Что касается Коцебу и театрального репертуара, краеведы правы в том смысле, что в начале XIX века нигде в России, включая столицы, популярнейший немецкий драматург и прозаик не издавался так много, как в Смоленске – около тридцати книжек. Однако и тут дело было не только во вкусе Апраксина. Публикация «фарсов для пищеварения», как сам Коцебу в искреннюю минуту обозвал свои поставленные на поток опусы, началась в Смоленске еще до нового генерал-губернатора, в 1800 году, и продолжалась после его возвращения в Москву – до 1812 года. Непомерное увлечение «коцебятиной» (выражение поэта Горчакова) – это не столько смоленское, сколько общерусское помешательство конца XVIII-начала XIX века. «Теперь в страшной моде Коцебу, – иронизирует в 1802 году журнал «Вестник Европы», – наши книгопродавцы требуют от переводчиков и самых авторов Коцебу, одного Коцебу! Роман, сказка, хорошее или дурное – все одно, если на титуле имя славного Коцебу». Так что Иван Сытин и в этом случае работал не столько на графа-мецената, сколько на всю вообще возбужденную российскую публику, а в конечном счете на самого себя, тем более что, согласно В. Семенникову, у смоленского книгоиздателя были свои торговые представители и в Москве, и в других городах. В коммерческом отношении коцебятина себя явно оправдывала.
Говоря о смоленском издательском феномене начала XIX века, нельзя не отметить и такого благоприятного для Сытина обстоятельства, как наличие в городе весьма просвещенной интеллигенции. С 1728 года здесь функционирует авторитетная духовная семинария. Ее в свое время окончил вышеупомянутый Людоговский, который в 1804 году возглавил только что созданную классическую гимназию и подобрал для нее хороших учителей. Некоторые из них становятся переводчиками сытинской типографии. Еще в Петербурге началось сотрудничество книгоиздателя с выпускником смоленской семинарии и Московского университета Иваном Виноградовым (1765 – 1801), переводившим стихи и прозу, философские и художественные произведения, Ветхий завет и античных поэтов, Вольтера и Гете. Именно Виноградов подготовил когда-то к изданию самую значительную из сытинских книг – семитомное «Созерцание природы» Шарля Бонне (повторно было выпущено и в Смоленске). Высказывается мнение, что именно Виноградов поспешествовал переезду Сытина из Петербурга в Смоленск, но нам это представляется маловероятным, так как к тому времени вольнодумный переводчик по жалобе духовного ведомства был отдан в солдаты и получил отставку в 1796 году, когда переезд уже состоялся. Нашлись интересные люди и в самом Смоленске. Старший учитель гимназии Н. Г. Ефремов перевел для Сытина с французского «Опыт сельского домостроительства» (1810). В 1807 году у Сытина публикуется Сергей Глинка (поэма «Пожарский и Минин»), в 1810 – его брат Федор (проникнутая республиканским духом трагедия «Вельзен, или Освобожденная Голландия»). Не исключено, что были и другие, не известные нам местные сотрудники.
Процесс превращения Смоленска в один из центров отечественной книжной культуры, как это уже бывало в истории города, был прерван извне: французским нашествием, разорением 1812 года. После этого книгопечатание на долгие годы практически прекратилось. Утрачиваются и другие культурные традиции «допожарного времени» – например театральная. В последние годы губернаторства непопулярного барона Аша образованное нечиновное дворянство предпочитает жить подальше от местной власти, в родовых «гнездах». Культурный уровень губернского центра приметно понизился. «Охоты к чтению в жителях не замечалось, — вспоминает послевоенный Смоленск сын нашего историка Николай Мурзакевич. – «Московские ведомости» заменяли все книги. Книжная лавка существовала одна, да и та без подновления. Типография в мое время с трудом печатала афишки проезжающих акробатов. Театра постоянного не было».
Не стало в городе и предприимчивого Ивана Яковлевича Сытина, вернувшегося в конце концов на свою исконную, «малую», орловскую родину. И Орел на некоторое время перенимает у Смоленска роль лидера провинциального книгоиздания. Теперь уже здесь один за другим выходят из печати несколько потускневшие, но все еще собирающие зрителей «послеобеденные фарсы» Августа фон Коцебу, тем более что параллельно этому в Орле начинается и театральная горячка – в связи с расцветом знаменитого крепостного театра графа Каменского.
Где бы ни возникал «карачевский купец» Иван Сытин: в столице или провинции, Орле или Смоленске, – там сразу же начиналось «движение вод», пробуждение и брожение умов, там в конце концов загорался очередной очаг культуры и просвещения. Деятельность таких купцов нередко бывает значительней, чем меценатство графов Апраксиных. По-видимому, именно в таких людях нуждается и современная Россия.