Климент Смолятич
Климент Смолятич принадлежал к выдающимся людям XIIвека: митрополит всея Руси, философ, писатель, педагог. Под 1147 годом Лавретьевская летопись повествует о том, как великий Киевский князь Изяслав Мстиславич, «вывед из Заруба» Климента, поставил его митрополитом, «и был он книжник и философ такой, каких в Русской земле не бывало» со времен Гомера, Аристотеля и Платона.
Климент называл себя Смолятичем, подчеркивая тем самым свою неразрывную связь со Смоленщиной, где прошло его детство, а может быть, и юношеские годы, где он получил образование, сформировался духовно и нравственно.
Войдя на русскую митрополичью кафедру, он при активной поддержке великого князя Изяслава Мстиславича, родного брата смоленского князя Ростислава Мстиславича, начал проводить в жизнь свою программу духовного развития Руси. Если судить по его посланию, он считал, что общее образование русских священнослужителей должно строиться не только на чисто богословской основе, но с привлечением дополнительного целого ряда дисциплин светского содержания? философии, истории, риторики, искусства и литературы. Составной частью этого «светского ядра» в общем образовании должна стать, по его убеждению, античная культура, «прославленная в греческих странах». Именно эти сложнейшие проблемы н неоднократно обсуждал в письмах к Смоленскому князю. Этой стороны программы русского митрополита коснулся и смоленский пресвитер Фома, считая античный элемент в составе христианской духовности инородным телом, явным отступлением от православной веры. Обвинение было предъявлено по самому большому счету. И Климент Смолятич должен был защищаться, что он и сделал в своем письме в высшей степени превосходно, показав, насколько велик его отрыв от уровня духовного развития смоленского священника.
Крайне критическое отношение смоленского пресвитера к митрополиту всея Руси может быть объяснено в какой-то мере тем, что на соборе 1147 года Смоленский епископ Мануил, грек по национальности, проголосовал против Климета, считая, что он не достоин занимать столь высокий пост без благословения Константинопольского патриарха. Видимо, такой точки зрения придерживался и Фома.
Поскольку Фома, как убедился митрополит в процессе полемики с ним, был неспособен «руководить порученными ему душами» и тем не менее пытался поучать его, он счел необходимым дать ему несколько уроков истинного понимания «божественного писания», помочь «тщательно вникнуть» в суть сотворённого Богом мира. Во избежание ненужных упреков он прибегает к посредству многочисленных источников, поражая своей эрудицией и глубиной анализа. Так, он ссылается на притчи Соломона, отца его Давида, книгу Бытия Моисея, ученые труды Никиты Серрона, епископа Гераклийского, Феодорита Кирского, Григория Богослова, Аристотеля, Платона, Плиния и других выдающихся мыслителей.
Детальное истолкование христианских прообразов составляет отличительную особенность повествовательного стиля Климента Смолятича. В этом плане он бесподобен, изобретателен, умен, поразительно начитан, стоит вполне на высочайшем уровне своего предшественника митрополита Илариона, создателя «Слово о Законе и Благодати», который считал, что в своем развитии мир прошел три стадии: на первой Господь дал Аврааму «завет», на второй – вручил на Синайское горе «закон» Моисею, на третьей – Иисус Христос ниспослал всем народам «благодать» в виде православной веры.
«Приточный» метод исследования библейских текстов давал возможность Клименту Смолятичу в поисках «прообразов» опираться не только на готовые библейские сюжеты, но и составлять по их канве свои собственные микрорассказы в форме вопросов и ответов на них, напоминающие «диалоги» древнегреческого философа Платона.
Эпистолярная проза Климента Смолятича принадлежит к популярному в то время жанру так называемой «библейской экзегетики», стоящей на грани художественной литературы и литературной критики. Переводя на русский язык греческие тексты, русские книжники нередко пытались совершенствовать оригинал, сокращая или дополняя его; они вводили новый материал, добиваясь наилучшей формы его выражения. Такой представляется внешняя сторона, обусловившая особенности вопросно-ответных произведений русской экзегетики. Привлекательная и внутренняя сторона, поскольку произведения этого жанра содержали разгадку неясного понятия путем замены его другим, более понятным, аналогичным ему по смыслу, поясняющим его, раскрывающим его значение. Не только законченные фразы, но каждое слово в этих произведениях получало образное выражение, а поэтому жанр библейской экзегетики позволял митрополиту Смолятичу широко внедрять образы и понятия античной философии и литературы.
Послание митрополита к пресвитеру Фоме отличается живым изложением, пронизано единой связующей нитью, что свидетельствует об огромном таланте автора, проявившего особое пристрастие к «прообразам» - образному, даже символическому способу объяснения существа церковных и светских книг.
Пестрящие в послании обращения: «Возлюбленный мне Господе брат Фома», «Отселе, любимец, я уже не буду давать тебе ответа», «И ты любимец, не суди строго написанную мною к тебе грамоту» и др., - свидетельствуют об особой близости автора к своему оппоненту. с другой стороны, излагая вопросы от первого лица, используя факты личной биографии, Климент Смолятич действовал в духе русских проповедников XI-XII веков, своих предшественников – Лику Жидяты, Феодосия Печерского, архиепископа Новгородского Ильи. Особенно близок он к Феодосию Печерскому, традиции дидактического красноречия которого обнаруживаются и при обсуждении кардинальных вопросов веры и неверия, а также в самой манере изложения проблемы и даже в стиле повествования.
Следует отметить большое полемическое искусство Климента. Сила его аргументации неотразима, доводы бесспорны. Сквозь скрытый, подчеркнуто серьезный тон нередко пробивается ирония, обезоруживающая противника, отнимающая у него желание продолжать дальше спор. Такое искусство требовало, конечно, огромного духовного напряжения и большого мастерства.
Деловая письменная речь явилась одной из важнейших «внутренних» предпосылок возникновения художественной литературы на Руси. Письма, послания, записки, уведомления широко представлены уже в берестяных грамотах Смоленска и Новгорода Великого. Система эпистолярных жанров известна в нашей литературе, начиная с XI века. До нашего времени сохранился, например, ответ игумена Киево-Печерского монастыря Феодосия на запрос Киевского князя Изяслава Ярославича о преимуществе празднования Воскресения Христова перед иудейской субботой. В составе Лаврентьевской летописи сохранилось письмо Владимира Мономаха Олегу Святославичу по поводу гибели сына. Известно послание митрополита Никифора к Владимиру Мономаху от 1124 года и др.
Литература Древней Руси, выражаясь «старыми словесы», «многими красотами удивлена еси»: поражает, что в своем раннем развитии она сумела уже разработать широко разветвленную, стройную и строгую жанровую систему. И летописание, и красноречие, и жития святых, и хождения, и моления – все это звенья мощного, как водопад, творческого процесса. Ученые-медиевисты удивлялись, откуда у русской литературы такие высокие идеи и нерастраченные чувства, способные «обойти всю землю и выше небес взойти», как выразился Иоанн, экзарх Болгарский – писатель и философ IX века.
К большому сожалению, в тени исследовательской мысли оказались эпистолярные жанры литературы. В представлении ряда учёных они зачастую остаются за пределами художественности, хотя в Древней Руси эти произведения, как и произведения других жанров, предельно насыщены литературной аурой. В силу этого они, бесспорно, могут помочь также в поисках причин стремительного восхождения русской изящной словесности на свой Олимп.